нашёл хороший текст:
Злобный лик Самбатоса
«Ежели тропы беззакония познать желаете вы,
и с диаволом самим в сговор вступить помышляете,
то следуйте в земли орд нечестивых, поганых,
к дуракам и юродивым ссыльным – на Украину.
И да помилует Бог ваши грешные души…»
схимник Алексий, XVI-й век
Не знаю, какие зловещие, чудовищные силы направили меня на этот бесчестный путь, но теперь уж исправить ничего невозможно – день и ночь и каждое мгновенье всюду обступают меня призрачные тени, беспрестанно говорящие мне богохульные и страшные вещи и влекущие в ужасающие, безвылазные лабиринты ада… Я чувствую, как будто ускользаю в какую-то немыслимо страшную бездну, в которой безмолвно кружат мёртвые чёрные птицы, и сыплется чёрный пепел сгоревших душ. Бесконечно, в оглушающей и гнетущей тишине…
Знаю я, что погиб и не вырваться мне из этого колдовского наважденья, и тем ужасней тоска моя по былой жизни, когда я был беспечен и не знал всего того, что знаю теперь…
* * *
Так получилось, что я оказался на Украине – в дикой азиатской стране, населённой потомками хазар, черкесов и орды. Их странный язык напоминал мне бред помешанного на русофобии тюрка, пытающегося говорить по-польски. Это было удивительно и в некотором смысле занятно, пока я не проник в самую глубину этого чудовищного племени… Даже сейчас, когда краем глаза я уже увидел ад, мне кажется, что мало кто действительно постиг злобную и сатанинскую сущность укров, породивших таких чудовищ, как Чикатыло, Оноприенко и Ткач, имена которых вызывают ужас и содрогание, ибо считаются самыми гнусными злодеями в истории человечества…
15-го марта 20… года я прибыл в хазарскую столицу Самбатос (которая сейчас называется Кыйив) и включился в работу одного из перспективных коммерческих издательств, первоначально не планируя контактировать с аборигенами каким-либо образом. Азиаты были мне чужды, а их заупокойный гимн, который они постоянно выли, действовал мне на нервы. Вынужден признаться, что при первых же звуках «Щеее нэ вмэрлааа Кууу…», моя рука тянулась к револьверу. Сколько себя помню, я всегда предпочитал полонезы Огиньского, этюды Шопена и разного рода классическую лирику времён, увы, утраченных давно и, вероятно, безвозвратно. Когда впервые я столкнулся с укром, что называется, лоб в лоб, я вообще не идентифицировал его странный диалект, а внешность сей креатуры – османский чуб на бритой голове, красные шаровары и флаг Нижней Австрии – показалась полной дикостью и притом ещё и безвкусицей, какую можно наблюдать разве что у африканских племён.
Мне говорили, что укры понимают русский язык, но принципиально не желают на нём разговаривать, поэтому я не пытался установить ментальный контакт. Откровенно говоря, эти азиаты были мне просто неинтересны. Услышав в свой адрес что-то вроде «издохни, москалику», я лишь пожал плечом и решил не пачкаться этими дикарями. В нашем коллективе были в основном русские, а также корреспонденты из Польши, Германии и некоторых других стран. Издательство профилировалось на новейшей литературе Восточной Европы, и помню, как все хохотали, когда кто-нибудь зачитывал патетически наиболее эпичные отрывки из сочинений неких украиноязычных персон о том, что язык укров принесён с Венеры, что укры на колесницах умчали в своё время в Японию, что Гомер, в конце концов, говорил по-украински… Помню, остроумное замечание моего друга фламандца, вскинувшего брови: «Как? Но разве Гомер писал не по-фламандски?..». К сожалению, писаны укроэпосы были весьма дрянно и не годились для изданий на европейских языках, хотя для практических пособий по психиатрии многое бы подошло. Укры же заваливали редакцию всё новыми и новыми порциями своих удивительных изысканий.
В какой-то миг я решил немного отдохнуть и за смехотворную сумму нашёл себе подружку на денёк. Это была типичная украинка – маленькая чёрная голова с плоским затылком, смуглая, почти чёрная кожа и совершенно чёрные раскосые азиатские глаза. В таких вопросах я не привередлив, поэтому отработал её по всей программе, - азиатки соглашаются на многое, от чего белые девушки отказываются наотрез. Легко преодолев что-то похожее на угрызения совести, я считал эпизод исчерпанным, однако на рассвете ночная бабочка стала нести какой-то бред на своём странном турко-польском диалекте. Насколько я понял, она пыталась мне объяснить, что «москали», как она выражалась, на протяжении всей истории вот так унижали извращённым образом и «использовали», скажем так, Великую Украину, которая на самом деле – Русь. Со свойственной мне мрачной серьёзностью северянина, я тщательно обдумал этот пассаж, а потом сдержанно всхохотнул куда-то в потолок. Да, я смутно припоминал, что уже читал нечто подобное в сочинениях этих самых великих укров, но устраивать диспуты не стал, просто выдворив аборигенку за дверь. Затем я с удовольствием выспался, после чего совершенно забыл об этой инсинуации, которая ничуть не трогала лиры моей души…
Однако через неделю я вновь увидел эту аборигенку, которая мрачно и, как мне показалось, зловеще наблюдала за мною. Не знаю, что ей нужно было, у меня не было времени выяснять, я был поглощён текущими делами. В Самбатосе начиналось некое массовое мероприятие, укры ходили толпами и колотили в кастрюли на своих головах (ничего подобного никогда не видел), поэтому диковинностей и странностей хватало в избытке. Запомнился один укр, который, будучи пьяным до последней степени, бился своей чёрной головою о жестяные ворота и кричал в полный голос: «Кукраина, ставай!.. Кукраина, ставай!..» - бесконечно, монотонно, как в дурном сне. Я постоял минут пятнадцать, размышляя об этом эксцессе, и мне подумалось тогда, что в этой картине отображена вся суть тщетности и безумия бытия, украинского, во всяком случае…
Странная же аборигенка продолжала меня преследовать, хотя я делал вид, что не замечаю.
* * *
В первых числах апреля я стал чувствовать, что со мной происходит что-то неладное. Шквал кошмарных наваждений, обрушивавшийся на меня, едва я закрывал глаза, чтобы вздремнуть, не отпускал даже в дневное время суток. Перед моими глазами плыли инфернальные пейзажи, в каждой вещи я видел таящуюся потустороннюю тень, а за чертами лица человека, который был передо мною, мне виделся злобный лик чёрта… Человек я по природе выдержанный и дисциплинированный, поэтому жёстким усилием воли контролировал это странное расстройство. Однако было отчётливое понимание, что происходит что-то странное…
Вконец измучившись от постоянных кошмаров, я уже откровенно плохо чувствовал себя. От постоянного недосыпания я сам стал напоминать тень, и в зеркале с трудом узнавал своё благородное лицо, которым так часто восхищались романтичные красавицы Европы. Со свойственной мне безжалостностью я констатировал, что если так будет продолжаться и дальше, у меня будет срыв. Уже неделю я не мог нормально выспаться и чувствовал себя до крайности нехорошо. Шабаш же в Самбатосе всё набирал обороты…
В редакции я отозвал в сторону одного талантливого поляка из начинающих и, как это часто бывает среди этой замечательной нации, крайне деятельных литераторов, с которым успел сдружиться, и, зная откровенность и честность, присущую полякам, решил поговорить с ним о моей проблеме.
- Гжегож, - говорил я, слыша свой голос будто со стороны, - ты не чувствуешь ничего странного в этом городе, вообще в происходящем? Как будто… что-то тёмное и мутное происходит. Тебе не кажется? Какие-то нездоровые энергии или… скажем, твари извне?
Гжегож нахмурился и минуту помолчал. Затем экспрессивно фыркнул и проорал куда-то в сторону открытого в светлое утро окна:
- Меня достали уже эти твари! «Шее нэ вмэээ…». Да сдохните вы уже, полоумные курвы!
- Вот! – сказал я, поймав его на правильной волне. – Какое-то безумие, ты не находишь?
- Ну-у…
- Как будто ад надвигается?
- Чёрт их знает, - сказал Гжегож в крайней степени раздражения. – Через три дня уезжаю в Польшу. Эти быдляки у меня уже вот где. – Гжегож ткнул себе в горло «вилку» из указательного и среднего пальцев. – Больше на Украину ни ногой. Никогда!
- Да-а…, - неопределённо сказал я, чувствуя, что приближается нечто неотвратимое и совершено ужасное…
* * *
Прийдя в гостиницу, я поставил на стол литровую бутыль водки «Абсолют», решив прибегнуть к самому крайнему средству, чтобы несколько часов побыть в суррогатном сне. Как и всякий русский, я на дух не переношу водку, но опасение за свой рассудок толкало меня на употребление сего злостного зелья.
Я стоял в потёмках у окна и пил водку стопку за стопкой. Рядом безмолвствовал телевизор, который я никогда не включал (украинские параноидальные каналы смотреть было невозможно, а русские были отключены на всей территории Украины). За окном стояла мрачная толпа укров, которая выла свой гимн и колотила в тазики.
- Ну, накатим за Усраинушку! – мрачно пошутил я.
В какой-то миг я отключился, с фатальной стремительностью погрузившись в кошмарные бездны иных эонов и перспектив…
Открыв глаза, я увидел буквально тучу теней, которые кружили предо мною. «Да что, чёрт побери, происходит?», - с отчаяньем подумал я.
- Ну что, москалику, не спится? – услышал я змеиный шёпот возле своего левого уха, и в тот же миг нос к носу оказался с той самой аборигенкой, которую снял пару недель назад для известного рода экзекуций.
- Говори, - потребовал я. – Что за чертовщина творится?
- Тупий москаль, - злобно прокартавила украинка. – Это вам за Голодомор, за репрессии, за…
- Так, так, - нейтрально сказал я.
- Ты ещё не понял, что мы – великие, а вы – огромные?
Я задумался.
- Никогда не думал о такой чепухе, - признался я.
- Ну так подумай, кацапе!
Украинка встала с кровати и направилась к столу, где начала скотским образом хлебать недопитую водку. Вероятно, сработал извечный инстинкт укров разевать роток на чужое. Было видно, что водка идёт с трудом, но украинка следовала врождённой ордынской максиме: «Шо не зъим, то понадкусаю»…
- Ты не собираешься покинуть меня? – намекнул я.
- Я у себя! – вдруг заорала аборигенка. – Я в Украине!
- На Украине, - автоматически поправил я.
- В Украине!
- На Украине.
- Шоб ты сдох, клятый москаль!
В голове гудело, перед глазами всё плыло. «Катись всё в тартарары», - подумал я.
- Не кричи, пожалуйста, - сказал я.
- Москаляку – на гиляку! – стала визжать украинка во весь голос и плясать, как сумасшедшая. – Москаляку – на гиляку! Москаляку – на гиляку! Москаляку – на гиляку!..
За окном кто-то услышал её и стал скандировать тот же тезис.
Я с трудом встал с кровати, на нетвёрдых ногах приблизился к украинке и довольно сильно ударил её в лицо кулаком.
* * *
Бродя по улицам, как тень, я видел странные вещи, будто кошмары наяву. В тёмном небе гигантские существа, похожие на драконов, то и дело заслоняли свет далёких звёзд. Мелкие и злобные жители Самбатоса зыркали на меня своими узкими глазками и иногда прямо при мне начинали бесноваться…
Тут и там двигались колонны укров, красующихся символикой нацистских дивизий, и, собираясь во внушительные толпы, начинали завывали свой заупокойный гимн. У меня было стойкое впечатление, будто я нахожусь в аду…
«Быть может», - лихорадочно размышлял я, - «природа вещей сложнее, чем может предположить самый рискованный ум. Возле нас, так чудовищно близко, обитают злодейские сущности потустороннего мира, мира густой и вязкой тьмы, в которой безмолвно кружат мёртвые чёрные птицы и вечно падает прах сгоревших душ… Эти сущности, которые там живут, смотрят в наш мир бездонно-чёрными глазами забесовлённых, говорят их голосами, внушают мысли, от которых пробирает дрожь, указывают направления в адские лабиринты и раскрывают во сне свои кошмарные секреты… Тьмы и тьмы инфернальных существ кружат в Самбатосе, городе укров, снующих в своих шароварах, беснующихся в странных плясках и воющих гимн, пронизанный смертью…».
Я вспомнил, как читал в одной старой книге, написанной православным святым старцем, что главным свидетельством одержимости человека является неодолимая склонность к матерщине и безудержное богохульство. «Бес всегда высказывается матерщинно и богохульничает всякий раз, когда говорит», - свидетельствовал просвещённый схимник. Я тотчас же вспомнил похабные частушки укров и всю ту грязь, которую они вылили на Русь Святую… Кроме того, бесы вводят людей в странные физические состояния, как будто дёргая своих рабов за ниточки – тогда они начинают плясать, причём могут проявлять чудеса неутомимости…
- Маты, богохульство, припадки, - пробормотал я в лёгком ужасе. – Боже мой, всё сходится…
Смахнув со лба ледяной пот, я вошёл в гостиничный номер, забаррикадировал дверь, подошёл к столу и уселся в ожидании рассвета, чтобы как можно скорее покинуть этот дьявольский город. Хотя знал я, что тени его будут отныне вечно, вечно преследовать меня.
Я знал это, я понимал это отчётливо…
Метки: horror
grevvlad.livejournal.com/3053887.html
www.youtube.com/watch?v=XkqmPolGY8s
Злобный лик Самбатоса
«Ежели тропы беззакония познать желаете вы,
и с диаволом самим в сговор вступить помышляете,
то следуйте в земли орд нечестивых, поганых,
к дуракам и юродивым ссыльным – на Украину.
И да помилует Бог ваши грешные души…»
схимник Алексий, XVI-й век
Не знаю, какие зловещие, чудовищные силы направили меня на этот бесчестный путь, но теперь уж исправить ничего невозможно – день и ночь и каждое мгновенье всюду обступают меня призрачные тени, беспрестанно говорящие мне богохульные и страшные вещи и влекущие в ужасающие, безвылазные лабиринты ада… Я чувствую, как будто ускользаю в какую-то немыслимо страшную бездну, в которой безмолвно кружат мёртвые чёрные птицы, и сыплется чёрный пепел сгоревших душ. Бесконечно, в оглушающей и гнетущей тишине…
Знаю я, что погиб и не вырваться мне из этого колдовского наважденья, и тем ужасней тоска моя по былой жизни, когда я был беспечен и не знал всего того, что знаю теперь…
* * *
Так получилось, что я оказался на Украине – в дикой азиатской стране, населённой потомками хазар, черкесов и орды. Их странный язык напоминал мне бред помешанного на русофобии тюрка, пытающегося говорить по-польски. Это было удивительно и в некотором смысле занятно, пока я не проник в самую глубину этого чудовищного племени… Даже сейчас, когда краем глаза я уже увидел ад, мне кажется, что мало кто действительно постиг злобную и сатанинскую сущность укров, породивших таких чудовищ, как Чикатыло, Оноприенко и Ткач, имена которых вызывают ужас и содрогание, ибо считаются самыми гнусными злодеями в истории человечества…
15-го марта 20… года я прибыл в хазарскую столицу Самбатос (которая сейчас называется Кыйив) и включился в работу одного из перспективных коммерческих издательств, первоначально не планируя контактировать с аборигенами каким-либо образом. Азиаты были мне чужды, а их заупокойный гимн, который они постоянно выли, действовал мне на нервы. Вынужден признаться, что при первых же звуках «Щеее нэ вмэрлааа Кууу…», моя рука тянулась к револьверу. Сколько себя помню, я всегда предпочитал полонезы Огиньского, этюды Шопена и разного рода классическую лирику времён, увы, утраченных давно и, вероятно, безвозвратно. Когда впервые я столкнулся с укром, что называется, лоб в лоб, я вообще не идентифицировал его странный диалект, а внешность сей креатуры – османский чуб на бритой голове, красные шаровары и флаг Нижней Австрии – показалась полной дикостью и притом ещё и безвкусицей, какую можно наблюдать разве что у африканских племён.
Мне говорили, что укры понимают русский язык, но принципиально не желают на нём разговаривать, поэтому я не пытался установить ментальный контакт. Откровенно говоря, эти азиаты были мне просто неинтересны. Услышав в свой адрес что-то вроде «издохни, москалику», я лишь пожал плечом и решил не пачкаться этими дикарями. В нашем коллективе были в основном русские, а также корреспонденты из Польши, Германии и некоторых других стран. Издательство профилировалось на новейшей литературе Восточной Европы, и помню, как все хохотали, когда кто-нибудь зачитывал патетически наиболее эпичные отрывки из сочинений неких украиноязычных персон о том, что язык укров принесён с Венеры, что укры на колесницах умчали в своё время в Японию, что Гомер, в конце концов, говорил по-украински… Помню, остроумное замечание моего друга фламандца, вскинувшего брови: «Как? Но разве Гомер писал не по-фламандски?..». К сожалению, писаны укроэпосы были весьма дрянно и не годились для изданий на европейских языках, хотя для практических пособий по психиатрии многое бы подошло. Укры же заваливали редакцию всё новыми и новыми порциями своих удивительных изысканий.
В какой-то миг я решил немного отдохнуть и за смехотворную сумму нашёл себе подружку на денёк. Это была типичная украинка – маленькая чёрная голова с плоским затылком, смуглая, почти чёрная кожа и совершенно чёрные раскосые азиатские глаза. В таких вопросах я не привередлив, поэтому отработал её по всей программе, - азиатки соглашаются на многое, от чего белые девушки отказываются наотрез. Легко преодолев что-то похожее на угрызения совести, я считал эпизод исчерпанным, однако на рассвете ночная бабочка стала нести какой-то бред на своём странном турко-польском диалекте. Насколько я понял, она пыталась мне объяснить, что «москали», как она выражалась, на протяжении всей истории вот так унижали извращённым образом и «использовали», скажем так, Великую Украину, которая на самом деле – Русь. Со свойственной мне мрачной серьёзностью северянина, я тщательно обдумал этот пассаж, а потом сдержанно всхохотнул куда-то в потолок. Да, я смутно припоминал, что уже читал нечто подобное в сочинениях этих самых великих укров, но устраивать диспуты не стал, просто выдворив аборигенку за дверь. Затем я с удовольствием выспался, после чего совершенно забыл об этой инсинуации, которая ничуть не трогала лиры моей души…
Однако через неделю я вновь увидел эту аборигенку, которая мрачно и, как мне показалось, зловеще наблюдала за мною. Не знаю, что ей нужно было, у меня не было времени выяснять, я был поглощён текущими делами. В Самбатосе начиналось некое массовое мероприятие, укры ходили толпами и колотили в кастрюли на своих головах (ничего подобного никогда не видел), поэтому диковинностей и странностей хватало в избытке. Запомнился один укр, который, будучи пьяным до последней степени, бился своей чёрной головою о жестяные ворота и кричал в полный голос: «Кукраина, ставай!.. Кукраина, ставай!..» - бесконечно, монотонно, как в дурном сне. Я постоял минут пятнадцать, размышляя об этом эксцессе, и мне подумалось тогда, что в этой картине отображена вся суть тщетности и безумия бытия, украинского, во всяком случае…
Странная же аборигенка продолжала меня преследовать, хотя я делал вид, что не замечаю.
* * *
В первых числах апреля я стал чувствовать, что со мной происходит что-то неладное. Шквал кошмарных наваждений, обрушивавшийся на меня, едва я закрывал глаза, чтобы вздремнуть, не отпускал даже в дневное время суток. Перед моими глазами плыли инфернальные пейзажи, в каждой вещи я видел таящуюся потустороннюю тень, а за чертами лица человека, который был передо мною, мне виделся злобный лик чёрта… Человек я по природе выдержанный и дисциплинированный, поэтому жёстким усилием воли контролировал это странное расстройство. Однако было отчётливое понимание, что происходит что-то странное…
Вконец измучившись от постоянных кошмаров, я уже откровенно плохо чувствовал себя. От постоянного недосыпания я сам стал напоминать тень, и в зеркале с трудом узнавал своё благородное лицо, которым так часто восхищались романтичные красавицы Европы. Со свойственной мне безжалостностью я констатировал, что если так будет продолжаться и дальше, у меня будет срыв. Уже неделю я не мог нормально выспаться и чувствовал себя до крайности нехорошо. Шабаш же в Самбатосе всё набирал обороты…
В редакции я отозвал в сторону одного талантливого поляка из начинающих и, как это часто бывает среди этой замечательной нации, крайне деятельных литераторов, с которым успел сдружиться, и, зная откровенность и честность, присущую полякам, решил поговорить с ним о моей проблеме.
- Гжегож, - говорил я, слыша свой голос будто со стороны, - ты не чувствуешь ничего странного в этом городе, вообще в происходящем? Как будто… что-то тёмное и мутное происходит. Тебе не кажется? Какие-то нездоровые энергии или… скажем, твари извне?
Гжегож нахмурился и минуту помолчал. Затем экспрессивно фыркнул и проорал куда-то в сторону открытого в светлое утро окна:
- Меня достали уже эти твари! «Шее нэ вмэээ…». Да сдохните вы уже, полоумные курвы!
- Вот! – сказал я, поймав его на правильной волне. – Какое-то безумие, ты не находишь?
- Ну-у…
- Как будто ад надвигается?
- Чёрт их знает, - сказал Гжегож в крайней степени раздражения. – Через три дня уезжаю в Польшу. Эти быдляки у меня уже вот где. – Гжегож ткнул себе в горло «вилку» из указательного и среднего пальцев. – Больше на Украину ни ногой. Никогда!
- Да-а…, - неопределённо сказал я, чувствуя, что приближается нечто неотвратимое и совершено ужасное…
* * *
Прийдя в гостиницу, я поставил на стол литровую бутыль водки «Абсолют», решив прибегнуть к самому крайнему средству, чтобы несколько часов побыть в суррогатном сне. Как и всякий русский, я на дух не переношу водку, но опасение за свой рассудок толкало меня на употребление сего злостного зелья.
Я стоял в потёмках у окна и пил водку стопку за стопкой. Рядом безмолвствовал телевизор, который я никогда не включал (украинские параноидальные каналы смотреть было невозможно, а русские были отключены на всей территории Украины). За окном стояла мрачная толпа укров, которая выла свой гимн и колотила в тазики.
- Ну, накатим за Усраинушку! – мрачно пошутил я.
В какой-то миг я отключился, с фатальной стремительностью погрузившись в кошмарные бездны иных эонов и перспектив…
Открыв глаза, я увидел буквально тучу теней, которые кружили предо мною. «Да что, чёрт побери, происходит?», - с отчаяньем подумал я.
- Ну что, москалику, не спится? – услышал я змеиный шёпот возле своего левого уха, и в тот же миг нос к носу оказался с той самой аборигенкой, которую снял пару недель назад для известного рода экзекуций.
- Говори, - потребовал я. – Что за чертовщина творится?
- Тупий москаль, - злобно прокартавила украинка. – Это вам за Голодомор, за репрессии, за…
- Так, так, - нейтрально сказал я.
- Ты ещё не понял, что мы – великие, а вы – огромные?
Я задумался.
- Никогда не думал о такой чепухе, - признался я.
- Ну так подумай, кацапе!
Украинка встала с кровати и направилась к столу, где начала скотским образом хлебать недопитую водку. Вероятно, сработал извечный инстинкт укров разевать роток на чужое. Было видно, что водка идёт с трудом, но украинка следовала врождённой ордынской максиме: «Шо не зъим, то понадкусаю»…
- Ты не собираешься покинуть меня? – намекнул я.
- Я у себя! – вдруг заорала аборигенка. – Я в Украине!
- На Украине, - автоматически поправил я.
- В Украине!
- На Украине.
- Шоб ты сдох, клятый москаль!
В голове гудело, перед глазами всё плыло. «Катись всё в тартарары», - подумал я.
- Не кричи, пожалуйста, - сказал я.
- Москаляку – на гиляку! – стала визжать украинка во весь голос и плясать, как сумасшедшая. – Москаляку – на гиляку! Москаляку – на гиляку! Москаляку – на гиляку!..
За окном кто-то услышал её и стал скандировать тот же тезис.
Я с трудом встал с кровати, на нетвёрдых ногах приблизился к украинке и довольно сильно ударил её в лицо кулаком.
* * *
Бродя по улицам, как тень, я видел странные вещи, будто кошмары наяву. В тёмном небе гигантские существа, похожие на драконов, то и дело заслоняли свет далёких звёзд. Мелкие и злобные жители Самбатоса зыркали на меня своими узкими глазками и иногда прямо при мне начинали бесноваться…
Тут и там двигались колонны укров, красующихся символикой нацистских дивизий, и, собираясь во внушительные толпы, начинали завывали свой заупокойный гимн. У меня было стойкое впечатление, будто я нахожусь в аду…
«Быть может», - лихорадочно размышлял я, - «природа вещей сложнее, чем может предположить самый рискованный ум. Возле нас, так чудовищно близко, обитают злодейские сущности потустороннего мира, мира густой и вязкой тьмы, в которой безмолвно кружат мёртвые чёрные птицы и вечно падает прах сгоревших душ… Эти сущности, которые там живут, смотрят в наш мир бездонно-чёрными глазами забесовлённых, говорят их голосами, внушают мысли, от которых пробирает дрожь, указывают направления в адские лабиринты и раскрывают во сне свои кошмарные секреты… Тьмы и тьмы инфернальных существ кружат в Самбатосе, городе укров, снующих в своих шароварах, беснующихся в странных плясках и воющих гимн, пронизанный смертью…».
Я вспомнил, как читал в одной старой книге, написанной православным святым старцем, что главным свидетельством одержимости человека является неодолимая склонность к матерщине и безудержное богохульство. «Бес всегда высказывается матерщинно и богохульничает всякий раз, когда говорит», - свидетельствовал просвещённый схимник. Я тотчас же вспомнил похабные частушки укров и всю ту грязь, которую они вылили на Русь Святую… Кроме того, бесы вводят людей в странные физические состояния, как будто дёргая своих рабов за ниточки – тогда они начинают плясать, причём могут проявлять чудеса неутомимости…
- Маты, богохульство, припадки, - пробормотал я в лёгком ужасе. – Боже мой, всё сходится…
Смахнув со лба ледяной пот, я вошёл в гостиничный номер, забаррикадировал дверь, подошёл к столу и уселся в ожидании рассвета, чтобы как можно скорее покинуть этот дьявольский город. Хотя знал я, что тени его будут отныне вечно, вечно преследовать меня.
Я знал это, я понимал это отчётливо…
Метки: horror
grevvlad.livejournal.com/3053887.html
www.youtube.com/watch?v=XkqmPolGY8s